«Фотограф»
Ник: Ювао (RU)
Ближе к вечеру в «Пьяном Гейгере» стало особенно людно. Мимо грубо сколоченного деревянного стула, который я всего пару часов назад занял в гордом одиночестве, пронесся запыхавшийся краснощекий Громозека, звонко бренча пыльным ящиком «Морозной» – судя по всему, старик тоже не ожидал такого наплыва в будний день, и ему пришлось пожертвовать прошлогодними запасами.
Жестом я в очередной раз попросил его повторить, и он, бегло кивнув Монголу и спрятав в усы ехидную ухмылку, скрылся за дверью складского помещения. Кажется, он тоже заметил, что сегодня я засиделся дольше обычного. Видать, пора и честь знать.
Тяжело вздохнув, я откинулся на холодную плитку. В голове мягко шумело, и я прислушался к окружающей какофонии. Посетители гудели, лязгали и гремели, жаловались на паршивый закусь, сетовали на водку и Зону, травили фантастические истории про хватких упырей, вели задушевные беседы о хорошей жизни и так и норовили свалиться с видавшего виды то ли коричневого, то ли бордового дивана.
Мне быстро наскучило наблюдать за этим, и я уже собирался подняться с места, когда услышал знакомые сплетни. Поддатая компания рубежников за одним из столов бурно обсуждала свежие слухи, и что то в их оживленной беседе показалось мне смутно знакомым. Я насторожился и прислушался.
— Поговаривают, возвращаясь с ходок, матерые в последнее время все чаще обходят стороной прямую тропу с Кузни – мол, мерещится им там всякое, чудятся голоса… — задумчиво протянул один из них.
— Точно, я тоже слышал! — взбудораженно перебил его другой, — а один вернулся, белый был, как полотно! Сказал, что видел статую вождя! Во дает! А ведь не было там отродясь никаких статуй!..
Я почувствовал, как холодок пробежал по спине, и захмелевший рассудок невольно погрузил меня в воспоминания. Статуя, значит… Не зря говорят, что реальность порой куда страшнее вымысла.
В тот день я получил от Пуэра наводку на необычный заказ. Молодой ученый-исследователь, представившийся Павловым, был явно не из местных, но обещал хорошо заплатить за установку нескольких сканеров и фотоловушек в Могильнике. Я откликнулся почти сразу – по долгу службы я бывал там уже с десяток раз, а архианомалия, в которую превратился некогда жилой квартал, всегда манила меня своей жуткой красотой.
Спустя пару дней, потраченных на подготовку и проверку оборудования, я неспешно шагал по заброшенной железнодорожной насыпи, с наслаждением вдыхая ароматы вечернего леса. До расщелины, ведущей в сердце Могильника, оставалось рукой подать, и я сбавил шаг, покрепче перехватывая цевье верной Сайги. Место, конечно, спокойное, но береженого и Бог бережет.
Подземное царство встретило меня запахом сырости и уже привычным бирюзовым туманом. Вытащив из бокового кармана ПДА, я повторно осмотрел метки, которые прислал мне Павлов. Задание обещало быть несложным – точка у лестницы заброшенного магазина, еще точка на втором этаже старой библиотеки, и последняя, у кислотного разлома, под куполами зловеще перевернутой вверх тормашками полуразрушенной церкви.
Через два часа, тщательно проверив значения детектора, я установил последнюю камеру и хмыкнул, обратив внимание на конструкцию устройства. Оно представляло собой планку с совершенно обычным, весьма дряхлым фотоаппаратом, неаккуратно спаянную с поеденной ржавчиной кустарной треногой, на которой красовался потрепанный датчик движения, опутанный разноцветными проводами. Дела… Башляют они, конечно, щедро, особенно по сталкерским меркам, но с железяками у научников в последнее время дела совсем плохи.
ПДА характерно пискнул, оповещая о новом сообщении, и я поднялся на ноги, доставая устройство. Часы почти пробили десять, и я поморщился – как бы не пришлось заночевать здесь. Пробираться через густую темноту Зоны, пусть даже и знакомыми тропами, мне совершенно не хотелось, ровно как и задерживаться в жутковатом запустении Могильника.
«Внимание!» — гласило сообщение. «Повышенная вероятность аномальной и биологической активности в южной области Зоны! Вылазки с 23:00 до 05:00 категорически не рекомендуются!»
Я набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, отчетливо ощущая растущее напряжение. Значит, сегодня путь до «Ростка» мне заказан. Это, конечно, еще не катастрофа – за годы вылазок мне не единожды приходилось переживать ночь в самых разных местах Зоны, но каждый раз, располагаясь на ночлег где-нибудь в заброшенной хижине посреди Рыжего Леса, я чувствовал, как внутри неприятно отдавало ощущением близкой опасности.
Впрочем, может оно и к лучшему – на обратном пути я сразу смогу забрать устройства с данными и избавлю себя от лишних хлопот. Место для стоянки определилось само собой – в разрушенном здании неподалеку от памятника Владимиру Ильичу гостеприимно зиял здоровенный пролом в стене, открывающий проход к заваленному всевозможной мебелью подъезду.
Наскоро разложив спальный мешок на цветастом советском ковре в одной из квартир полуразрушенной многоэтажки, я поежился от холода и почувствовал, как по ногам растекается усталость. Немного полистав уже трижды прочитанный общий новостной канал, я и сам не заметил, как задремал.
Ближе к двум часам чуткий сталкерский сон прервал едва различимый звук. Я резко выскочил из предусмотрительно полуоткрытого спальника, и медленно, стараясь не шуметь, передернул затвор дробовика. Кровь стучала в висках так громко, что мне потребовалась добрая минута, чтобы определить источник звука.
Глухой методичный стук доносился с противоположной стороны подъездной двери. Пальцы побелели, сжимая рукоять карабина, и я стал плавно продвигаться вглубь коридора, мысленно успокаивая себя. Шаг, еще шаг, и еще один… Когда до ручки двери оставалось меньше метра, стук внезапно прозвучал трижды, будто в издевку, и затих.
По спине скатывались крупные капли холодного пота. Я замер и стал выжидать, внимательно прислушиваясь к обстановке снаружи. Я простоял без движения с пять минут, прежде чем осознал, что именно казалось таким странным и пугающим. Ни характерного хриплого дыхания, ни стука когтей по бетону, ни даже мягкого топота удаляющихся лап. Ничего.
К черту, пора убираться отсюда.
Тело сковывал ледяной страх, и я почти не помню, как бросился на улицу, наскоро побросал в рюкзак оборудование и покинул Могильник. Перевернутая церковь и статуя, будто пристально следящая за каждым моим шагом, цепкие густые заросли и прогнившие шпалы старых железнодорожных путей – ноги будто на автопилоте уносили меня прочь из этого проклятого места.
Через день, до сих пор не успев прийти в себя, в одиночестве обмывая удачное возвращение и предвкушая нехилый барыш, вырученный за сданные Павлову устройства, я получил от него сообщение.
«Добрый вечер, уважаемый вневедомственный сотрудник!
Оплата за выполненное задание произведена по Вашему личному счету в оговоренном размере.
Благодарим Вас за содействие и уведомляем, что несмотря на досрочно прерванное сканирование, данные поступили в НИИ в полном объеме.
Кроме того, мы хотели бы довести до Вашего сведения, что изучении материала одной из фотокамер мы обнаружили снимок неизвестного происхождения.
Пожалуйста, уточните, Вам известно, как была сделана эта фотография?»
Момент, в который я открыл файл, приложенный к письму, навсегда отпечатался у меня в памяти.
На мутном снимке была изображена комната с большим советским ковром, посреди которой спал слишком знакомый мне сталкер в полураскрытом спальном мешке.
Я резко подернул плечами, сбрасывая наваждение, опрокинул последнюю стопку и направился к выходу. На сегодня мне точно хватит.
С тех пор я никому так и не рассказывал о случившемся. Черт его знает, кем был этот таинственный ночной гость и как именно он смог сделать снимок, не потревожив мой сон… Но в Могильник я больше никогда не совался.
